В романе «Мастер и Маргарита» М. А. Булгаков ставит извечный философский вопрос о назначении человека в подлунном мире, его ответственности за содеянные грехи и раскаяние в них, размышляет о судьбе героев, выбравших свой жизненный путь.

         Писатель утверждает, что даже самые жестокие обстоятельства не могут служить оправданием безнравственных поступков — предательства и трусости, которые совершает Понтий Пилат — наместник Римской империи В Иудее.

         Судьба благоволила к нему ( по его понятиям), прокуратору, наделённому неограниченной властью, герою и бесстрашному воину, всаднику Золотое Копьё, до тех пор, пока он не встретился с неким бродячим философом, арестованном за то, что «собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ».

         Впервые Понтий Пилат видит человека, который не трепещет перед жестоким властелином от страха, а спокойно рассматривает его и рассуждает о добре и истине: «Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти... ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей... Твоя жизнь скудна, игемон...». Никто не говорил так свободно и открыто правду Понтийскому Пилату, как этот чудак, считающий, что «вселюди добрые». Секретарь не верит своим ушам и ждёт, «в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора».

         Равнодушие и безразличие исчезают с лица Пилата, на смену им приходят недоверие и раздражение: «Круто исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры».

         Явление Иешуа оказывается непосильным для прокуратора, которого беспокоит смысл речей арестованного, мешает довериться ему, вслушаться в его слова, осмыслить их и, возможно, поверить. Как можно верить человеку, который обвиняется в оскорблении власти ( а властью В Ершалаиме является Пилат) и говорит, «что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти!».

         В этот момент Понтий Пилат «взрывается», ибо понимает, что если не прервёт речь бродяги, то сам потеряет власть.

« - На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! - сорванный и больной голос Пилата разросся». Чем так напуган игемон? Ведь не очень-то он любит кесаря, плешивого, «с отвисшей нижней капризной губой» и «круглой язвой» на лбу. М. А. Булгаков показывает, что римский прокуратор Иудеи боится доносов первосвященников на себя, обвинений в сочувствии Иешуа — государственному преступнику.

         В споре с первосвященником Иосифом Каифой, обвиняющим проповедника истины в подрыве храма веры, Понтий Пилат чувствует собственное бессилие, понимая, что хранитель канонов иудаизма предвидит его страх перед кесарем и бесстрашно грозит наместнику: «Ты хотел его выпустить затем, чтобы он смутил народ, над верою надругался и подвёл народ под римские мечи! Но я ... защищу народ!».

         И всесильный Понтий Пилат малодушно соглашается с решением иудейского первосвященника послать на казнь Иешуа, не предполагая, что решение его участи и есть встреча с Истиной, не понимая, что совершает грех предательства и несправедливости, отдавшись чувству страха за свою карьеру и благополучие.

         Но писатель не оставляет своего героя в покое, не наказав его мучительным раздумьем над свершившимся и смелостью в «перемене мыслей» - местью первосвященникам и смертью Иуды. И опять Пилат трусит, поручив это в лицемерной и коварной форме начальнику стражи Афранию, а сам оставаясь в стороне. Диктатор хочет умыть руки в случае разоблачения приказа об убийстве менялы из Кариафа.

         Но душа прокуратора не может успокоиться, потому что он признаёт перед самим собой, что позволил казнить не просто невиновного, а того, к кому придёт бессмертие, и ужасается содеянному уже в пророческом сне, где не только не отрицает истины, заключённой в словах Иешуа («... в числе человеческих пороков одним из главных считается трусость»), а, наоборот, подтверждает её, даже усиливает: «... трусость... это самый страшный порок».

         Снова возникает тема властолюбия. Но во сне Понтий Пилат готов «из-за человека, совершившего преступление против кесаря», погубить свою карьеру и пойти на всё, «чтобы спасти от казни решительно ни в чём не виновного безумного мечтателя и врача».

         « - Мы теперь будем всегда вместе, - говорил ему во сне оборванный философ-бродяга... Помянут меня — сейчас же помянут и тебя!

-         Да, уж ты не забудь, помяни меня... - просил во сне Пилат. И, заручившись во сне кивком идущего рядом с ним нищего из Эн-Сарида, жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся во сне».

         Когда же Понтий Пилат переселяется в мир иной, ему позволено двенадцать тысяч лун провести в покаянии и ожидании новой встречи с «бродягой-философом», чтобы понять, что человек должен оставаться самим собой находясь в ладу с совестью, и не совершать бесчестных поступков, вопреки своей воле и своим желаниям, из одной только трусости.

         Понтий Пилат прошёл своё испытание и сумел осознать не должностную, а личную причастность в казне Га-Ноцри, вступив с ним во внутренний, адски мучительный диалог навечно.

         Прокуратор с честью оправдал своё величие: у него оказалось достаточно сил и воли, чтобы пребывать в противоречии с самим собой столько времени, сколько ему было отпущено в наказание.

         В конце романа раскаявшийся узурпатор признаёт: властолюбие закончило свой путь, признало свою несостоятельность, отказалось от кровавого прошлого и устремилось по дороге правды и справедливости, по дороге за Иешуа.

         Это подтверждают и необычно мучительные тревожные сны Ивана Николаевича Понырёва, бывшего Бездомного, попавшего под магическим воздействием Воланда в сумасшедший дом, где он прозревает и признаёт себя бездарным поэтом. Профессор Понырёв видит во сне прокуратора и Иешуа, они «с жаром спорят, хотят о чём-то договориться». Главный вопрос о казни. «Скажи, - умоляет своего спутника Понтий Пилат, - ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?». После заявления Га-Ноцри, что казни не было, «... лунный путь вскипает... в потоке... непомерной красоты женщина  выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося, обросшего бородой человека... Это - ... его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:

« - Так, стало быть, этим и кончилось?

-         Этим и кончилось, мой ученик...».

         Примирением властителя Понтия Пилата и его жертвы Иешуа, признанием Мастера своим учеником Ивана Николаевича, успокаивающими словами Маргариты, которая целует раскаявшегося грешника и говорит: «... всё у вас будет так, как надо...» - выражаются заветные мечты М. А. Булгакова о светлом будущем своей страны и народа.