В романе-эпопее «Война и мир» Л. Н. Толстой, изображая войну, показывает не сказочных героев, скачущих с развёрнутыми знамёнами под грохот барабанов и пушек, не их мудрых полководцев, не блестящие парады и победы, а русского солдата-труженика в военных буднях и повседневном тяжёлом труде. По мнению писателя, «для художника не может быть и не должно быть героев, а должны быть люди».
Создавая батальные сцены, он раскрывает психологию, внутренний мир солдат, проявивших нравственное величие на поле брани, привлекающих своей душевной красотой.
«Русская тридцатипятитысячная армия», «преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта», преданная союзниками, отступала к деревне Шенграбен. На лицах солдат не видно паники и страха, и чем ближе был неприятель, «тем порядочнее и веселее становился вид войск». Слышался весёлый смех, готовился походный обед, и около костра, «суша рубахи, подвёртки или починивая сапоги и шинели», толпились солдаты. «Все лица были... спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте... половина отряда, а как будто... на родине в ожидании спокойной стоянки». Для солдат война — это обычное дело, их жизнь, будни, радости и печали. Поэтому начищены орудия, заряжены ружья, «бойницы в домах и укреплениях... грозно смотрели вперёд».
В Шенграбенскои сражении солдаты ведут себя так же, как каждый из них вёл себя «на квартирах», потому что чудес не бывает и в трудный момент в человеке собираются все силы, которые были накоплены долгими обычными днями его жизни. На батарее капитана Тушина царило приподнятое настроение, «детская радость» от каждого, ловко сделанного выстрела. И, хотя «из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, артиллеристы... были веселы и оживлены», солдаты возбуждены и необыкновенно деятельны. Их чувство, поступки едины, слаженны: «... все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах». А он, как любящий отец, радовался их действиям, ласково смотрел на «дядю» - «красавца и пьяницу первого нумера», называл «голубчиком» и советовался с фельдфебелем Захарченко, «к которому имел большое уважение».
Л. Н. Толстой подчёркивает, что в Тушине нет ничего героического. У него невзрачный вид, тоненький писклявый голосок, маленькая ручка, фигура совершенно не военная, а, скорее, комическая. Он даже честь не может отдать начальству ловко и делает это «совсем не так, как салютуют военные».
Зато в бою капитан преображается. Этот простой и скромный человек, живущий одной жизнью с солдатами, не знает ни малейшего страха, весело и оживлённо командует солдатами и выполняет своё дело, представляя себя под влиянием крайнего напряжения душевных сил богатырём «огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра». И его «батарея не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырёх, никем не защищённых пушек».
С особой симпатией показывает писатель ротного командира Тимохина, скромного и неприметного офицера, отличившегося в сражении под Измаилом и поэтому запомнившегося Кутузову. Неловкий перед генералом, он со своей ротой сумел остановить пехотные полки русских, которые в панике отступили под влиянием бессмысленного слова: «Отрезали!». «Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одной шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали».
В Шенграбенском сражении, спасая русскую армию, воины проявляют чудеса мужества и отваги, стойкости и бесстрашия, но не называют себя героями. По мнению Л. Н. Толстого, «в русском, настоящем русском солдате никогда не заметите хвастовства, ухарства, желания отуманиться, разгорячиться во время опасности: напротив, скромность, простота и способность видеть в опасности совсем другое, чем опасность, составляют отличительные черты его характера».
Простой и неприметный труженик-воин, полураздетый и полуразутый, иногда голодный, мужественно и отважно, защищая честь русской армии на чужой земле и спасая своих товарищей в бою, проявляет храбрость и отвагу в другом деле — освобождая свою Родину от захватчиков в войне 1812 года. Рассказывая о боях под Смоленском, князь Андрей Болконский справедливо замечает, что русские солдаты «в первый раз дрались там за Русскую землю», что в войсках был такой дух, какого никогда он [Болконский] не видел, что солдаты «два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерил наши силы».
Этот «дух» особенно проявляется в Бородинском сражении. Спокойно, не торопясь, по-деловому готовятся солдаты и ополченцы к сражению, «ни на минуту не задумываются над тем, что их ждёт, а идут мимо и подмигивают раненым». На их лицах общее выражение сознания торжественности наступающей минуты, и сознание это так серьёзно, что во время молебна даже присутствие Кутузова со свитой не привлекает внимания: «...ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться». «Солдаты в моём батальоне, - говорит один из офицеров, - поверите ли, не стали водку пить: не такой день, говорят». Идя на смерть, они накануне сражения надевают чистые белые рубахи, а в самом пылу боя, как из придвигающейся грозовой тучи, «чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей ( как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня».
Находясь на батарее Раевского, Пьер удивляется бесстрашию, ловкости и веселью солдат и спрашивает себя: «Разве они не боятся?» Да, боятся, ибо чувство страха присуще каждому человеку, но они делают то, чему служат, не слушаясь страха. Поведение воинов в бою производит на графа неизгладимое впечатление, и теперь он, что бы ни делал, будет примериваться к солдатам, мысленно называя их про себя «они». Несмотря на большие потери («человек двадцать унесли с батареи», «два орудия были разбиты»), «люди... как будто не замечали этого; со всех сторон слышался весёлый говор и шутки... и всё более и более разгоралось общее оживление».
Что же дало русским силы, чтобы устоять перед непобедимым врагом и нанести ему смертельную рану? Стремление освободить свою Родину от захватчиков, единение, превратившее их в дружную семью, нравственное превосходство, показавшее французам их бессилие. Это подтверждают слова Андрея Болконского, размышлявшего перед Бородинским боем: «Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться... А завтра мы это не скажем».
«Чувство мести, лежавшее в душе каждого человека», породило партизанскую войну, уничтожавшую противника «по частям». Одного из таких партизан, труженика-воина, рисует писатель в «Войне и мире». Это Тихон Щербатый - «самый полезный и храбрый человек в партии» Денисова. Имеющий богатырскую силу, мастер на все руки, обладающий народной сметкой, расторопный и изворотливый, Тихон отличается хитрой чудоковатостью и непримиримостью к врагу: «Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, приводил и пленных». В грубоватых словах товарищей по оружию слышится восхищение, уважение и даже ласка: «Эка шельма»,»Ну, ловок», «Экая бестия». Именно в этом бесстрашном и находчивом партизане, страстно ненавидящем французских оккупантов, воплощены в романе лучшие черты характера крестьянина-воина.
Русские солдаты, подлинные труженики ратного дела, не нуждаются в разговорах о верности царю и Отечеству, о смелости и отваге, не склонны произносить высокие слова и призывать к победе. Они спокойно умирают, если это нужно, отважно защищают Родину от захватчиков, не называя себя высокопарно героями.