В поэме Н. В. Гоголя «Мёртвые души» главный герой Павел Иванович Чичиков, энергичный, хитрый и плутоватый, « себе на уме», мечтая разбогатеть ( купить за бесценок давно умерших крестьян), колесит в своей бричке по бескрайним просторам южных губерний Российской империи от одной помещичьей усадьбы к другой. А в ушах автора, который мысленно следует за своим героем, « неумолчно» раздаётся « тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине», « от моря и до моря» песня.

         Это голос народа-труженика, России, той самой крестьянской Руси, чьи беды и радости, подобно заунывным звукам, « вьются непостижимо» около сердца.

         На фоне величественных степей и лесов, необозримых полей и лугов горько видеть полуразвалившиеся избушки с покосившимися углами, подслеповатыми окошечками и крышами, которые местами « сквозили, как решето», бледных, худых крестьян, их рахиточных детей.

         Н. В. Гоголь в поэме рисует великую драму порабощённого народа, искалеченного крепостническим гнётом и неограниченной властью помещиков, относящихся к крестьянам как к рабам, которых продают поодиночке, разлучая с семьями, распоряжаются ими как вещами. « Пожалуй, я тебе дам девчонку, - говорит Коробочка Чичикову, - она у меня знает дорогу, только ты смотри! Не завези её, у меня уже одну завезли купцы».

         Крепостное право разрушающе действует на русского человека, издревле известного своим трудолюбием, ловкостью, удалью, смекалкой и метким словом. Мудрое размышление выливается в пустословие: «... вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» - важно изрекает один мужик другому, разглядывая бричку Чичикова. Праздное глубокомыслие проявляет и лакей Павла Ивановича Перушка, имеющий побуждение к чтению книг. Но его больше привлекает не то, о чём он читает, а « процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз чёрт знает что и значит». Жалко сиотреть на крепостную девчонку Пелагею, которая « не знает, где право, где лево». Узок духовный мир этих забитых людей, а их поступки вызывают горький смех и обиду за человека.

         Селифан, неряшливый и вечно пьяный, ведёт пространные речи, обращённые к лошадям- чубарому ленивцу, который « был сильно лукав ( как и кучер) и показывал только для вида, будто бы везёт», и коренному гнедому, называвшемуся Заседателем, высказывая своё недовольство гостеприимством помещика Ноздрёва, не накормившего ни Селифана, ни его коней. « Экой скверный барин!» думает крепостной человек Чичикова.

          Но скоро рассуждение прерывается « совсем неожиданным образом». Сталкиваются два экипажа по вине Селифана, расположенного к лени и пустому философствованию, невнимательно следившего за дорогой. « Ах ты мошенник эдакой; ведь я тебе кричал в голос: сворачивай, ворона, направо!» - ругался сидевший на козлах чужой кучер. Вместо того чтобы признать свою вину, подумать, как быстрее и лучше разъехаться, Селифан ( хоть и « почувствовал свою оплошность») начинает задираться, победоносно глядя на коляску « с шестериком коней»: « А ты что так расскакался? Глаза-то свои в кабаке заложил, что ли?» Разговор двух мужиков ведётся на примитивном уровне и олицетворяет поразительную способность русских, прекрасно подтверждающую Н. В. Гоголем, действовать впустую.

         В этом эпизоде автор говорит о растлевающем влиянии крепостного права, превратившего Селифана в бездумного, бестолкового мужика, привыкшего грубить барину, высокомерно держать себя с другими лакеями, искренне убеждённого, что выполняет свои обязанности безупречно: «... он принялся отсаживать назад бричку, чтобы высвободиться таким образом из чужой упряжи, но не тут-то было, всё перепуталось». « Сквозь слёзы» смеётся писатель, наблюдая за происшедшей кутерьмой, видя безуспешную попытку Селифана « высвободить» лошадей. Применяя гиперболу, Н. В. Гоголь заставляет смеяться над глупым кучером даже лошадей, спокойно и равнодушно принимавших крики хозяина. Чубарый, « положивши свою морду на шею своего нового приятеля, казалось, что-то нашёптывал ему в самое ухо, вероятно, чепуху страшную, потому что приезжий беспрестанно встряхивал ушами».

         Пустыми созерцателями необычного зрелища стоят мужики близлежащей деревни, для которых « сущая благодать» - поглядеть « на такую сумятицу», дать совет, поразмыслить, обсудить происходящее. « Участие мужиков возросло до невероятной степени». Писатель одним словом,  одной фразой ( «возросло до невероятной степени») подчёркивает комическое явление и оживляет образы мужиков и всю картину.