В поэме «Мёртвые души» Н. В. Гоголь зло и беспощадно высмеивает бюрократическое общество Российской империи 40-х годов ХIХ века.

         Писатель обличает чиновников города №№ в бездуховности, праздности, умственном убожестве. С горькой иронией говорит автор «Мёртвых душ» о городских сановниках, умевших сохранять внешнюю благопристойность и порядок, действующих тесной корпорацией, охраняющих выгоды и благополучие каждого её члена. Н. В. Гоголь, изображая «отцов города», показывает пустоту, бессмысленность, узость и примитивность их интересов, уничтожает чиновников своим разящим смехом, видя в них врагов общественного прогресса, бездельников, губителей страны.

         Особое место отводится в поэме взяточничеству и казнокрадству. В губернском городе №№ берут поборы все чиновники: и начальники, и их подчинённые. Полицмейстер, насмешливо сообщает писатель, « был среди граждан совершенно как в родной семье, а в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую» и обирал жителей так ловко, « что получал вдвое больше доходов противу всех своих предшественников». На столе у него красовались «белуга, осётры, сёмга, икра паюсная, икра свежепросольная, селёдки, севрюжки, сыры, копчёные языки и балыки» - всё подношения купцов, глубоко верящих, « что Алексей Иванович « хоть оно и возьми, но зато уж никак тебя не выдаст». Одним словом, сидел он « на своём месте и должность свою постигнул в совершенстве».

         Продажность, грабёж государства и населения глубоко пустили корни во все служебные заведения. Ни одна просьба не рассматривалась без взятки. Это в совершенстве постиг Павел Иванович Чичиков, который прошёл суровую школу канцелярского служащего, изучив механизм поборов с просителей. Большого ума для этого не требовалось, нужна только хитрость, сноровка и изворотливость: ловко намекнуть на своё «бескорыстие», вовремя распахнуть полу сюртука и придержать её, свалить мздоимство на секретаря или писаря.

         Казённая палата, куда направили свои стопы Чичиков и Манилов, поражала белизной, «вероятно». говорит с горьким юмором Н. В. Гоголь, «для изображения чистоты душ помещавшихся в них должностей». « Из окон второго и третьего этажа высовывались неподкупные головы жрецов Фемиды...».

         Комическая ситуация создаётся у писателя противоречием выражения и выражаемого. Словами «высокого» стиля он иронически рисует порядки губернского учреждения. Небрежным мазком автор рисует присутственные места, к которым питает глубокое отвращение. Он использует глагол «пробежать», а не с достоинством «пройти». «Лакированные» полы и столы — это внешний фон процветающего  учреждения. Эпитетом «лакированные» Н. В. Гоголь предупреждает: берегись, можно поскользнуться, растянуться во весь рост, встать, прихрамывая, подвывая от боли и досады, и, глотая слёзы от обиды, поковылять восвояси  не солоно хлебавши.

         Описание присутствия — апофеоз гоголевской иронии. Автор воссоздаёт истинное святилище Российской империи во всём его смешном, уродливом виде, вскрывает всё могущество и одновременно немощность бюрократической машины. Издёвка Н. В. Гоголя беспощадна: перед нами предстаёт храм взяточничества, лжи и казнокрадства, вкоторм возрождается образ Ада — хоть и опошленного, комического — но истинно русского Ада. Возникает и своеобразный Вергилий - « мелкий бес», палатский чиновник, который « прислужился нашим приятелям, как некогда Вергилий прислужился Данту, и провёл их  в комнату присутствия».

         Грязью, тёмными коридорами встретило бюрократическое заведение новоиспечённого дельца и «предпринимателя».Перечисляя «широкие затылки», спины, фраки, «сертуки» или куртки чиновников, которые, склонив набок, бойко выписывали « какой-нибудь протокол об оттяганье земли или описке имения, захваченного каким-нибудь мирным помещиком», покойно доживающим век свой под судом, нажившим себе и детей и внуков под его покровительством», автор не называет по имени их владельцев. Это мелкая сошка, безликие персонажи, ничего из себя не представляющие.

         Н. В. Гоголь применяет такое расположение слов в предложении, при котором в близости оказываются понятия, не имеющие между собой смысловой связи: «... один из священнодействующих, тут же находившийся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в своё время коллежского регистратора». Чиновник — так вытекает из порядка слов у писателя — получил повышение в чине не за то, что усердно служил правосудию, а за то, что продрал локти.

         Юные чиновники, хотевшие « придать более весу и значения себе и своим занятиям», на вопрос Чичикова «где крепостной стол», не соизволили ответить (так как проситель не назвал, что купил и в какую цену), а только « тыкнули пальцем в угол комнаты», где сидел Иван Антонович - « кувшинное рыло» - дока в стяжательстве и взятках.

         Мелкая деталь в портрете чиновника ( кувшинное рыло) говорит за себя. Не лицо, а именно «рыло», которое нагло лезет в карман и кошелёк каждого, кто приходит в казённую палату. Писатель выделяет «говорящую» черту в облике Ивана Антоновича: «... вся сердцевина лица выступала у него вперёд и пошла в нос», привыкший « вынюхивать» взятки.

         Ловкий пройдоха, Иван Антонович делает безразличный вид, внимательно погрузившись « в писание» и искоса, одним глазом, как бы оценивая, рассматривает посетителя. « Видно было вдруг, что это был уже человек благоразумных лет, не то что молодой болтун и вертопляс».

         Павел Иванович проявляет свою всегдашнюю любезность, практический ум и лицемерие, стараясь нащупать слабую струнку прожжённого чиновника. Умело воздействуя на него своим бархатным голосом, придав лицу почтительное выражение, Павел Иванович наконец добивается своего: чиновник заговорил. Внимательно вслушивается в его слова Чичиков — не пропустить бы главного. Наконец-то суровый Иван Антонович произносит фразу: « - Да ведь Иван Григорьевич не один; бывают и другие». Расторопный мошенник и аферист « понял заковыку, которую завернул Иван Антонович»: « - Другие тоже не будут в обиде, я сам служил, дело знаю». Сразу смягчилось сердце грозного чиновника в предчувствии взятки. « Чичиков, вынув из кармана бумажку положил её перед Иваном Антоновичем, которую тот совершенно не заметил и накрыл тотчас её книгою».

         Далее дорога Павла Ивановича стала лёгкой и гладкой, так как председатель палаты был старый приятель, которому Чичиков засвидетельствовал своё почтение на второй день приезда в город №№: « Всё будет сделано, - отвечал Иван Григорьевич на просьбу героя поэмы побыстрее оформить купчую, - а чиновным вы не давайте ничего... Приятели мои не должны платить».

         На сцене появляется уже значительное лицо с именем и отчеством, потому что начальник и от его небрежного кивка зависит судьба просителей. Каждый штрих, выразительный сам по себе, есть неотъемлемая часть всей фигуры сановитого чиновника, его поведения и манеры выражаться « величаво» и « повелительно». Используя срвнения, Н. В. Гоголь подчёркивает могущество и власть Ивана Григорьевича, его принадлежность к «сильным мира сего». « В присутствии, ... где стояли одни только широкие кресла», Чичиков увидел: « перед столом, за зерцалом и двумя толстыми книгами, сидел один «как солнце, председатель». Как блистательна гоголевская ирония! Как бесподобен председатель- «солнце» и этот убогий Рай, перед которым коллежского регистратора охватывает священный трепет! И самое смешное ( как и самое трагическое, самое страшное) то, что новоявленный Вергилий воистину почитает председателя — солнцем, его кабинет — Раем, его гостей — святыми Ангелами.

         С большой благосклонностью посмотрел на Чичикова председатель палаты, когда « увидел, что всех покупок было почти на сто тысяч рублей».

         « Подлец» и хищник Павел Иванович, пускающий в ход всё для осуществления своей основной цели — наживы и приобретательства — боится разоблачения. Но в афере замешаны уже все: и чиновники, и помещики, без стыда и совести прикрывающие мошенническую деятельность Чичикова. Собакевич, находившийся у председателя, не моргнув глазом, сообщает, что продал живых крестьян: « - А! так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру!». А на сообщение Чичикова, что крестьян он будет выводить « в Херсонскую губернию» даже бровью не повёл, но на лице его « будто бы было написано: « Ой, врёшь ты! вряд ли есть река, и пруд, да и вся земля!».

         Проворно управились чиновники, подмасленные взяткой, с делами Павла Ивановича, хотя и были недовольны: «- Крестьян накупили на сто тысяч, а за труды дали одну беленькую». Но теперь Чичиков непреклонен. Купчая у него в кармане, значит, и Иван Антонович больше не нужен.

         Разоблачая подлость своего героя, Н. В. Гоголь бичует вместе с тем и общество, породившее беззаконие, взяточничество, стяжательство и бюрократизм. « Подобные обвинения, -пишет А. И. Герцен, - необходимо было современной России. Это — история болезни, написанная мастерской рукой... это крик ужаса и стыда, который испускает человек, унизившийся от пошлой жизни...».